Чёрный день - Страница 123


К оглавлению

123

В прихожей мутное зеркало, разделённое на десяток секций, как фасеточный глаз мухи. Разбитое, оно обещало семь лет несчастий. Нет, столько ему при любом раскладе не протянуть, даже семь недель будут чудом.

Александр взглянул в самый крупный из осколков и вздохнул. Sic transit gloria mundi. На него смотрел уже даже не бомж — дикарь. Любой бездомный несёт на себе печать утраченной цивилизованности, глядя на него, можно смутно догадаться, кем он был в прошлой жизни: рабочим, селянином, инженером, учителем. А с Сашей это не проходило. Чёрта с два, да он со своей щетиной выглядел натуральным Крузо, но уже после тридцати лет на острове, хотя скитался всего неполные три недели. Правда, вместо тропического острова судьба, казалось, забросила его в самое сердце Антарктиды. Будто он всю жизнь мечтал стать героем-полярником, блин.

Он стал настолько «бывшим», что распознать в нём без пяти минут кандидата наук не смог бы никто. Все нити, которые связывали его с прошлым, были разорваны, причём лишь часть из них оборвала катастрофа, обрушившаяся на него. Остальные он оборвал сам, чтобы облегчить себе задачу выживания в мире, где лингвистика была без надобности, и где котировался только один язык — сжатых кулаков. А бороду он отпустил не для красоты, естественно. Не очень-то приятно бриться на морозе.

Равнодушным взглядом Данилов пробежался по фотографиям на стене. Мужик, по виду простой работяга, жена — домашняя курица, двое ребятишек-погодков младшего школьного возраста. Что с ними сталось? Да чёрт их знает. Сашу сейчас волновало только то, что осталось после них. Надо проверить шкафчики. В спешке хозяева запросто могли что-нибудь забыть.

Улов был невелик, но он всё же был. Литровая банка засахаренного варенья — малина, лучше не придумаешь! — немного сухарей и початая коробочка сахара-рафинада. Во второй квартире, не в пример более обеспеченной, носившей следы евроремонта и даже кое-каких дизайнерских решений, не нашлось и того. Как корова языком слизнула. Больше во всём подъезде не оказалось ничего стоящего.

Данилов не стал тратить время и силы на то, чтобы проникнуть в закрытые помещения, хотя жизнь уже худо-бедно научила его управляться с ломиком. До заправского домушника ему было далеко, да и не стоила игра свеч. Вокруг было полно открытых квартир, только зайди в соседний подъезд.

Глава 7. Преступление

Вскоре осмотр был закончен. Больше он почти ничего не принёс. Александр быстро сбежал по лестнице, замер перед тёмным прямоугольником двери и остановился на пороге, погасив фонарик. Жизнь уже научила его быть бдительным. Прежде чем выйти на крыльцо, парень долго всматривался и вслушивался в окружающую ночь.

Тихо и спокойно в мёртвом городе. Только, как в песне поётся, ветер гудит в проводах. Данилов осторожно высунул голову и огляделся. Вроде бы горизонт был чист. Лыжи вместе с палками, которые он аккуратно прислонил к стене дома, повалило ветром. Парень наклонился за ними, и в этот момент услышал шорох слева, со стороны подвала, слишком громкий, чтобы быть вызванным естественными причинами. Данилов обмер. Боковым зрением, урезанным из-за капюшона, накинутого поверх шапки, он уловил тёмный силуэт, метнувшийся к нему, начал оборачиваться…

Поздно! В свете дрогнувшего фонаря мелькнуло что-то блестящее. Тень нанесла парню вполне осязаемый удар, от которого тот должен был упасть с разрубленной головой. И упал бы, но реакция не подвела Сашу, и он успел заслониться лыжной палкой.

Треск разрубаемого стеклопластика… Правую руку больно рвануло и выкрутило. Ещё немного, и она сломалась бы как ветка. Левая непроизвольно разжалась, «вечный» фонарик выскользнул из сведенных судорогой пальцев, но не нырнул в снег, а стукнулся о наледь, покрывшую деревянный тротуар. В нём что-то хрустнуло, и, дважды мигнув на прощанье, он погас, в очередной раз доказав, что в мире нет ничего вечного.

Дальнейшее происходило в полной темноте. Если бы не внезапный «блок», то удар раскроил бы Саше череп, а так он расщепил палку и ушёл в сторону. Но обухом парня неслабо задело по плечу. Каждый нерв руки отозвался болью.

Когда мир погрузился во мрак, Данилов почувствовал, как холодные щупальца страха забираются к нему под рубашку. В последнем осознанном действии он отбросил бесполезные обломки и рефлекторно лягнул нападавшего в живот. Тот охнул и, потеряв равновесие, на мгновение упустил инициативу. Тут Саша совершил ошибку — вместо того, чтобы закрепить успех, он поддался нахлынувшей волне паники.

Это был не разумный страх потерять жизнь, а животный трепет жертвы перед хищником, от которого одно спасение — бежать! Он помчался галопом, забыв про лыжи, оставленные у подъезда, хотя уже догадывался, что это не выход.

Кроме инстинкта жертвы, в большинстве homo sapience живёт и инстинкт охотника. Вот и его враг не стал исключением и включился в преследование. Кругом была тьма без единого проблеска света, будто обоих выбросило в далёкий космос. Странным казалось, что вокруг есть воздух, которым можно, хоть и с трудом, но дышать. Затем внезапно предметы опять обрели очертания. Данилов не сразу понял, что ему в спину нацелен луч фонарика. Он почти не освещал ему путь и лишь слегка прорисовывал контуры зданий по обеим сторонам дороги, заставляя проступать из мрака силуэты деревьев и фонарных столбов.

Данилов нёсся, не разбирая дороги, по заснеженной улице. Слава богу, он не проваливался при каждом шаге. Снег на его пути большей частью превратился в наст, по твёрдости не уступавший асфальту. Света было недостаточно, но он помогал Александру держаться середины улицы и избегать встреч с препятствиями. Парень не видел даже своей тени и не слышал ничего, кроме собственного топота и дыхания. Саша готов был продать душу дьяволу, лишь бы сделать их не такими громкими. Никаких других звуков не было. Даже предательский ветер стих.

123